Пульсация

В сердечной выжимке – библейской выдержки вино.

Зачем-то выжила. На пальцах выжжено клеймо.

Мне было сказано: «Уйдёт ни с чем ленивый раб!»,

Но руки связаны, а за спиной – вселенский храп.

Просплю до полдника – мне рад мороженщик времён;

Подстриглась коротко –  короче только дикий стон

Уставших вышедших из плена смертного греха.

Зачем-то выжили. Зачем-то вышита строка

Не гладью, крестиком. Так лёгок мой нательный крест!

Зачем же крестника прошу подняться до небес

И души вымести, и хлеба дать у царских врат?

Мне б к лету вывести из вен бурлящих виноград.

Родина и родинка

Слёзы дождя – водяные листочки.

Окна и капли – густые хлопки.

Я уезжаю. И тонкую точку

Родинкой ставлю в начале руки.

К вечеру трасса Лозанна-Женева

В серое платье меня завернёт.

Родина – справа, а родинка – слева

Вместе со словом во мне прорастёт.

Знаешь, душа, а ведь тут виноградарь

Всё-таки сладким наполнил меха.

Родинке рада, и родина – рядом –

Вновь показалась росточком стиха.

Мой брат - шахтёр

Кулиш Роману

Братишка мой, а ты из той породы,

Что строит всё: сарай, планету, дом…

Сегодня мир не ручкой, а углём

С трудом по строчке жизнь твою

                       ВЫВОДИТ.

Тепло печи и всё, что было к хлебу,

Делил со мной, как самый добрый брат.

В твоей судьбе никто не виноват,

А голод… Легче он ведёт нас

                        К НЕБУ.

С утра в забой штурвал от корабля

Несёшь в надежде что-то изменить.

В руке, как уголь, – чёрный твой магнит,

В глазах – искрится золотом 

                       ЗЕМЛЯ.

Изнаночная

В старую нашу шкатулочку

Сердце по крохам сложу.

Я – рукодельница-дурочка –

Только изнанку вяжу.

Нет, чтобы белою пряжею

Судьбы навеки скрестить!

Дурочка будет и сажевый 

Свитер с изнанки носить.

Видно, вязать я обязана

Кофты, что греют в метель.

Были бы силы завязывать

Узел до сброса петель.

Выбросьте эту шкатулочку –

Я без неё не грущу.

Жизнь свою (видите – дурочка!)

Всю на людей распущу.

Сорок дней

       Памяти р.Б.Татьяны

Эти дни не асфальтной корочкой,

А землёю в слезах покрыты.

Маму ждут. И на небе, Колечка,

Книга жизни теперь открыта.

И идёт, и идёт по лестнице,

В небеса постучав молитвою.

А такая малютка! Вместится

И в ладошку твою раскрытую;

А одета – совсем уж простенько.

И идёт. Но пути расходятся.

Если вдруг нападут у мостика,

Пусть заступится Богородица.

Кто-то за горой...

На моей коже – дерева коре –  

Лист расти может даже в ноябре.

Поливай почки – я тогда засну

И рожу дочку, доченьку-весну.

А пока в далях выпью молока,

В горный снег талый вылью облака.

Посмотри, милый, в небо на плаву.

Там любви сила. Сильная, плыву.

Принеси горстку солнца для корней,

И пойдут вёрсты легче и светлей.

А к утру ветки в коже прорастут.

Может, это детки в нас ещё живут?

За горою кто-то для чего-то ждёт.

Маленький какой-то. Крылья раздаёт.

У него плащик крошечный промок.

Ты не плачь, мальчик!

Может, наш сы-нок?..

Альпион

Не дайте, не дайте проснуться!

Смотрите: с ключами времён,

Роняя бутоны настурций,

По блюдцу плывёт Альпион.

Довольные жизнью французы

Во сне покидают вагон.

А я, словно маленький узник,

Сбегаю из замка Шильон.

Танцуя на солнечном сите,

Меня подхватил серпантин.

И снова кричу я: – Смотрите

На горы оживших картин!

Подобно лавине на Айе,

Несётся в меня Маттерхорн.

Я – птица. Смотрите – летаю!

Поймали… И садят в вагон.

А после – Женева, премьера.

Со сцены смеётся Дюма.

Я брежу? Конечно. Ривьера

И Грина сводила с ума.