ГЕННАДИЙ
ШАЛЮГИН
Ялта
Чаша жизни
Спору
нет – хорошо погулять и пожить.,
И
по смерти, надеясь на ссуду,
Я
хотел бы вернуться и людям служить
Просто
чашей – обычной посудой.
И
безгласную жизнь начиная с листа,
Я
б истоку судеб обратился
И
к устам пересохшим страдальца Христа
В
Гефсиманском саду приложился.
Я
бы звонко кричал, я бы солнцем сиял,
Чтобы
сердце любимой проснулось,
Чтобы
руки ее приподняли бокал,
Чтобы
губы ко мне прикоснулись…
Я
бы вечно трудился, не ведая сна,
Я
поил бы водой богомаза,
И
ходил бы по кругу, как чаша вина
На
застолье у щедрого князя.
Я бы гордо внимал громовому «Ура!»
За
победы на море и суше,
И
с седым мудрецом коротал вечера
Доброй
чашей горячего пунша.
Много
радости людям дано на веку,
Но
грехи и болезни – как путы.
Я
бы с жизнью расстаться помог старику
Избавительной
чашей цикуты…
А
под занавес в чашу искрящийся брют
Пусть
до края нальют – с переливом! –
И
в минуту веселья меня разобьют
С
криком «Горько!» на свадьбе счастливой…
Акафист лесу
Я
пришел сегодня в лес
Не
на подвиг, не на битву
В
ожидании молитвы,
Весь
в предчувствии чудес.
Храм
лесной стоит века.
Здесь
витает дух древесный.
А
под куполом небесным –
В
белых ризах облака.
На
опушке – так просты!
Грушки,
скромные старушки,
Тянут
ветви; как полушки
На ветвях блестят листы.
Воплотился
по утрам
Дух
нагорный в говор горлиц,
Возвещая
до околиц
Про
введение во храм.
Под
акафист певчих птах,
В
волнах радости и смеха
Рождество
лесных орехов -
Как
рождение Христа!
Вот поет народец
трав,
Разделяясь
на антифоны,
И
внимают им колонны
Сосен,
небо приподняв.
Под
корой сочится сок.
Лист
дрожит от нетерпенья.
Чудеса
преображенья
Сотворил
с дубравой Бог!
Излучают
чащи рощ
Запах
осени и тленья…
Вот
в предчувствии успенья
Над
ручьем склонился дождь.
В
вере чист и в мыслях прост,
Я
в лесу молюсь сегодня
Вознесению
Господню
К
свету сосен и берез.
Над Крымом
О,
твердь земная, придержи
Свое
расхристанное тело.
Я прислонился к
Демерджи,
Чтоб
туча на чело не села.
Я поднимаюсь выше гор –
Гигант
из невесомой ваты.
Блистает
бирюза озер,
Яйла
– заплата на заплате.
Худые
вены крымских рек
Взрезает
лезвие залива.
У
скользких скал под чаек крик
Прибой
гоняет банку пива.
Над
Крымом смог. Он злей и злей.
Сотру,
чтоб воду не губили,
На
мутном зеркале морей
Узоры
застарелой пыли.
Включу
на объективе зумм,
Мгновенно
превращусь в циклопа,
И
зашвырну за Трапезунд
Свои
разношенные строфы.
И
рано утром, на заре,
Несмелою строкою в
лэп-топе
Вернусь,
беспутный Одиссей,
К
безгрешной Музе – Пенелопе…
Память светит…
Царствие тебе Небесное, мама
Наше
детство – природа да мама
Вся
в трудах – и детишки, и дом.
Наши
цыпки лечила сметаной,
Наши
души лечила добром.
Память
светит неярко, негромко.
Вот,
под стол отправляюсь пешком,
Зачарован
цветастой клеенкой,
Хлебом
белым, парным молоком…
Мне
припомнилось, как малолеткой
Был
несказанно счастлив и рад:
Мама
сшила штаны и вельветку –
Мой
единственный школьный наряд.
Твои
волосы быстро седели,
Уж
такая у
женщин судьба.
Но
лицо твое так молодело,
Когда
внук лепетал «Ба-ба-ба».
Я
на годы порой негодую.
Память,
память – все уже овал…
Но
улыбку твою молодую
Вдруг
на щечках у внучки поймал.
Мне
больничная койка не диво.
Я
готов все награды отдать,
Чтобы ивой – и даже крапивой
У
могилки твоей постоять…
Сон в руку
Нет
никого…
И
только каждый год
Печальная
сюда приходит осень
Энкэй-хоси,
поэт японского Средневековья
Слетит
с куста оранжевый листок,
И
нет зрачка, чтоб отразилась просинь.
Земля
пуста, и только каждый год
Печальная
сюда приходит осень.
Две
сотни лет – какой огромный срок! –
Не
бьется на Земле людское сердце.
Не
заплатив положенный оброк,
Исчезла
жизнь и не закрыла дверцу.
Сосне
не нужен ужин и обед.
Синица перестала
кушать сало.
Уж
много лет тут человека нет –
И
незаметно, чтоб земля скучала.
Ни
огонька! Всю ночь клубится мрак,
И
на морях – ни корабля, ни лодки.
Похоже,
набежал космический сквозняк
И
души, словно листья, бросил в топку.
Сгубить
людей пытались – и не раз!
Но
каждый раз не складывалось что-то.
А
в этот раз попытка удалась –
Без
бомбы, СПИДа и потопа.
Господь
смолчал, замкнув уста,
А
дьявол приготовил людям шутку:
Ему
приснилось, что Земля пуста.
И
сон, представьте, оказался в руку…
Рассыпались бусы на платье небес…
В
дыхании ветра, в паденье листа –
Намеки
поэту.
Вот
сойка бесшумно порхнула с куста
И
канула в Лету.
Вот
небо прогнулось, и дождь моросит
Сквозь
рубище просек.
Блестит
на дороге двулистник копыт
Сторожкого
лося.
Резною
листвой заигралась судьбы
В
забавные пазлы.
А
жизнь, как обычно, глуха и груба:
Все
делает нА зло.
Рассыпались
бусы на складках небес,
И
крик журавлиный
Звенит
и звенит в ожиданье чудес.
Да нет их в помине…
Цветастые
рощи, как летние сны,
Вконец износились…
Но
в сумерках смерти про радость весны
Припомнит
Осирис…
|